Кататься по району, убивая время, не стоило, так как моя машина была слишком уж приметной, поэтому я сходу зарулил на стоянку и восхитился — то ли из-за непогоды, то ли из зависти ко мне-любимому почти половина уже приехавших на занятия учащихся пересели на спортивные внедорожники! К сожалению, насладиться этим чувством не получилось: не успел я вырубить движок и открыть дверь, как из серебристого «Святогора», припаркованного метрах в сорока, выбрался «засадный полк» из пяти старшекурсников и как-то уж очень резво почесал в мою сторону. Само собой, в поле зрения появились и телохранители с личными помощницами, но эта категория «граждан» мне была до фонаря, поэтому я сфокусировал внимание на лице лидера и вскоре пришел к выводу, что от него неприятностей можно не ждать. И не ошибся — заступив нам дорогу, высокий черноволосый маг Воды в коричневом пуховике с меховым воротником и белом пуловере вежливо поздоровался и включил «режим фаната», то есть, забросал вопросами о чемпионате Европы, попытках соперников Суккубы помешать ей победить, особенностях трассы и т. д.

Общение с парнями, не пользующимися артефактами с очарованием, радовало в разы сильнее, чем альтернатива, поэтому всю дорогу до парадной лестницы второго корпуса я отвечал на вопросы Водяного и его товарищей достаточно распространенно. Оказавшись в фойе и увидев, какое количество лицеистов рвануло к нам навстречу, уговорил себя не дергаться и удержал лицо. Мало того, ответил на «хоровое» приветствие, убедил народ задавать вопросы по очереди и… был вынужден отвечать на не самый приятный:

— Лютобор Игоревич, скажите, пожалуйста, а вы гоняли по этой трассе, и если да, то на чем и с каким временем на лучших кругах?

Я поймал взгляд блондиночки где-то на год старше меня и сказал чистую правду:

— Гонял, конечно. На «Хозяине Леса» и на запасной «Искорке» Суккубы. А показанные результаты не шли ни в какое сравнение с рекордами любимой тетушки.

Ледышка уперлась, как баран… вернее, овца в новые ворота:

— Мне по ряду причин хотелось бы услышать точные цифры!

Я влез в память часов, нашел результаты лучшего заезда под «сдвигом по фазе» и открыл голограммой. Само собой, не в виде отдельно взятых цифр, а в сводном файле программной оболочки с говорящим названием «Чемпион». А уже через миг понял, что перестраховывался не зря — вместо того, чтобы прикипеть взглядом к результату, девушка первым делом изучила стиль оформления картинки и вгляделась в логотип производителя. Затем сравнила увиденное с «клоном» программы, открытым у себя, и лишь после этого озвучила вердикт:

— Да уж, время, которое в августе на той же трассе показал мой старший брат, стыдно даже озвучивать…

— Открою страшную тайну… — вкрадчиво начал я. А когда начавшийся ропот стих, сместил фокус внимания с себя на семейство Зыбиных: — Мне тоже было стыдно вывешивать эту простыню, так как я до сих пор сравниваю свои результаты с результатами Раисы Александровны и ее шестнадцатилетней племянницы Янины Демьяновны.

— Не прибедняйтесь: с вашим временем впору выступать на первенствах городов-миллионников! — весьма уважительно заявила Ледышка. Судя по всему, собиралась что-то добавить, но в этот момент справа от нее внезапно нарисовалась Ледышка постарше и обвинила меня в нарушении слова.

Пришлось вежливо затыкать:

— Нина Кирилловна, вы, наверное, запамятовали: во время коротенькой беседы здесь, в лицее, я предупредил, что в Италию я еду не развлекаться, а заниматься делом, потом уточнил, что со свободным временем у меня будет неважно, объяснил, по каким именно причинам, и в ответ на ваше обещание подъехать на автодром в любое время заявил, что напишу лишь в том случае, если появится «окно» в расписании. На все четыре ваших сообщения, полученных там, ответил практически сразу и дал понять, что занят. Ну, и какое слово я, по-вашему, нарушил?

— Я ждала и надеялась, а вы… — «капризно» начала она, глядя мне в глаза холодным взглядом атакующей акулы, поняла, что этим меня не впечатлишь, и «закруглилась»: — В общем, вы мне должны…

— Извините, но я не обязан воплощать в жизнь ваши надежды, так что долг не принимаю. И не приму. Никогда. Так как не ведусь на манипуляции и не терплю попыток принуждения.

— Вы начинаете зарываться… — гневно сверкнув глазами, предупредила она.

— Разве? — холодно спросил я, демонстративно задрал левый рукав, показал всей толпе браслет ментальной защиты и насмешливо добавил: — А мне почему-то кажется, что словом «зарываться» стоило бы назвать попытку использовать на мне артефакт с очарованием.

Тут народ жизнерадостно заржал, Ледышка пошла красными пятнами, а я пошел на поводу у накатившей злости и нанес добивающий удар:

— Я знаю, что неотразим. Но предпочитаю выбирать, а не вестись…

Провожать взглядом обидевшуюся девицу я и не подумал — дождался, пока стихнет многоголосый хохот, вслушался в следующий вопрос об Италии и пожал плечами:

— Да, Дэниел Уитакер не солгал: с первого до последнего дня пребывания на автодроме мы, по сути, находились в осадном положении, а сотрудники СБ рода, кажется, вообще не спали!

— И поэтому Суккуба отомстила, не появившись на банкете? — спросил Земляк с фигурой борца-тяжеловеса.

— По мнению моей тетушки, праздновать что-либо имеет смысл только с теми личностями, общение с которым доставляет хоть какую-то радость… — дипломатично ответил я. — А что за радость можно получить от общения с обиженными и оскорбленными, да еще и не первый раз?

Фойе грохнуло. Опять. По моим ощущениям, искренне. А потом откуда-то слева послышался насмешливый голос Дашкова:

— Ну да, она, безусловно, права. А вы, вероятнее всего, расстроились. Ведь настолько стремительное возвращение в Россию приближало день дуэли!

Я поймал его взгляд и презрительно фыркнул:

— Петр Кириллович, у вас на удивление избирательная память: то, что я обещал провести девять дуэлей, в ней сохранилось, а разгромный проигрыш вашего клеврета — нет. И потом, с чего вы взяли, что меня можно расстроить перспективой с кем-либо подраться? Я, в отличие от вас, всю сознательную жизнь рублюсь с противниками сильнее себя, ибо считаю, что каждый бой — это победа, прежде всего, над самим собой. Впрочем, вам этого, наверное, не понять. Ведь вы стремитесь не к самореализации, а к самоутверждению.

Он чуть не лопнул от бешенства, рванул ворот рубашки и начал, было, что-то говорить, но я заявил, что еще не закончил, и продолжил топтаться на его самолюбии:

— Откровенно говоря, я с детства предпочитаю не говорить, а делать. Поэтому предлагаю обойтись без лишних слов: вы сейчас построите своих верных последователей, а я в темпе выберу сегодняшнего противника, поручу помощнице забронировать арену, скажем, на шестнадцать тридцать, забуду о вашем существовании и вернусь к прерванной беседе. Благо, она меня по-настоящему радует…

Глава 3

Часть 2

…Второго Земляка Дашков с собой не прихватил, видимо, доперев, что я, как будущий «маг Земли» и племянник Суккубы, не мог не подобрать ключи к «своим же» ухваткам. Я предполагал, что так и будет, поэтому, пройдя вдоль шеренги из семи «рядовых бойцов», развернулся на месте и, выполняя обещание, данное Ее Императорскому Величеству, вернулся к единственному менталисту в этой компании. Стоило посмотреть на него и озвучить принятое решение, как Дашков сжал зубы, чтобы не расплыться в предвкушающей улыбке, и «на всякий случай» спросил, уверен ли я в своем выборе.

— Конечно! — уверенно заявил я. — Он — менталист, воздействующий на волю. А воля у меня о-го-го!

Ну да, это утверждение прозвучало фантастически глупо, поэтому народ потерял дар речи, а Петр Кириллович как-то умудрился не рассмеяться мне в лицо и «согласно» кивнул:

— Ну да: воля — это главное!

Как и следовало ожидать, эта «глупость» отбила у лицеистов всякое желание продолжать «стихийную пресс-конференцию», поэтому толпа, вроде как изнывавшая от желания зверски замучить меня вопросами, быстренько рассосалась. Дашков тоже свинтил. Вместе со своей свитой. Дабы я ненароком не передумал. В общем, на третий этаж мы с Валентиной поднялись в гордом одиночестве, вышли из лифта в коридор, набитый учащимися, и все время, пока шли до кабинета литературы, наслаждались двумя типами реакций — та часть парней и девчонок, которая была подключена к каналам МДР свидетелей моего «фиаско», при виде нас начинала посмеиваться, а «непосвященные» наводились на меня, натягивали на лицо те или иные маски, делали два-три шага навстречу и тормозили, услышав подсказки «доброжелателей».